Переписка между писателем Алексеем Ивановым и Виталием Воловичем,
по поводу книги “Мастерская. Записки художника”.
Публикуется с разрешения.
Здравствуйте, Виталий Михайлович.
Я с огромным удовольствием прочитал вашу книгу «Мастерская».
Это не «мемуары», а настоящий роман: с внутренней драмой «главного героя», с образами разных эпох, с конфликтами и живыми людьми, с юмором и печалью. И написанный превосходным ясным языком – «кто ясно мыслит, тот ясно излагает».
Обычно такие произведения «уменьшают» автора в глазах читателя, десакрализуют его, обытовляют, даже снижают уважение, поскольку позволяют увидеть сомнения, слабые стороны, неудачи и уязвимость человека. Такого не происходит в тех редких случаях, когда автор – личность мощнейшая. Например, при всей откровенности дневников Толстого (когда можно подленько посмеяться: «какие же тараканы были у человека в голове!») читатель всё равно «стоит, сняв шапку» перед величием духа Толстого. Так же происходит и в вашем случае. Когда узнаёшь подробности вашей жизни и ваших чувств, уважение только возрастает.
Это касается не только личности, но и творчества. Вы много раз упоминали Пикассо, и я понимаю, что он для вас – величина. А я прочитал обстоятельную его биографию, и с тех пор Пикассо, человек малодушный и ничтожный, для меня закончился даже как художник. Я увидел его мотивы: самолюбование, корысть, насмешка над публикой, тщеславие, и мне стали понятны мотивы его художественной системы, его эволюции. Вот уж кто воистину – пользуясь вашими словами – «искусственно конструирует своё присутствие во времени». И признание Пикассо даже авторитетами для меня отныне подобно преклонению перед поп-идолом: это функция от шоу, от массовой культуры, от потребности плебса в чём-то непонятном и выломанном, а смыслы искусственно «вдуманы» в его творения критиками; сам же Пикассо занимался просто художественной деструкцией, как и свойственно природе его личности. Точно также, прочитав книгу о Сезанне, я понял величие этого художника, потому что биографией он доказал силу духа и преданность служению. И ваш случай – такой же. Ваши напряжённые размышления воплощаются в ваших работах; помимо экспрессии, ваша графика очень интеллектуальна, и ваша книга умножает её «символический капитал». Точнее, выявляет его масштаб.
Я не согласен с вашей оценкой «недостаточности» вашего дара. Рефлексия – рефлексией, а художественная значимость ваших работ от вашей рефлексии не зависит. Правильнее было бы говорить о «недостаточности признания», хотя вы считаете, что лавров у вас хватает. Мне кажется, не хватает. Например, вы много раз пишете, что Эрнст Неизвестный – гений. Я очень уважаю Неизвестного и как человека, и как художника. Но всё-таки есть одно соображение, подпитывающее сомнение. Неизвестный, человек волевой, страстный и яркий, намеренно выстроил свою жизнь как жизнь гения, и признание гением не замедлило последовать. Неизвестный отталкивался от истории (от СССР, от диссидентства, от мифа об эмиграции и от актуального искусства), его «точка опоры» была вне его. А ваша – всегда внутри вас. И вы об этом пишете. Я читал воспоминания Неизвестного: это книга борца. А ваша книга – книга мудреца. Борца легко переоценить, мудрецы остаются недооценёнными. На мой взгляд, ваше пластическое мышление художника интереснее, чем у Неизвестного. Он изощрён, а вы синтетичны. У него – удар молнии, а у вас – архитектура облаков. У него – боевик, а у вас – драма. Ваши работы можно представить горельефами; его же графика не «конвертируется» в скульптуру, а скульптура в «графической версии» оказывается просто пафосом. Цельность его скульптур рассыпается дробностью, дробность вашей графики сливается в цельность образа. У него – борьба, у вас – гармония. И гармония всегда сложнее, как в литературе создать убедительного хорошего героя всегда сложнее, чем плохого.
И ещё хочу сказать. Главная эмоция, которую вызывает ваша книга, – зависть. Завидуешь, что у вас были такие друзья. Завидуешь вашей стойкости, когда в бесконечных разочарованиях вы продолжаете делать своё дело. Завидуешь вашему умению думать и сопереживать. Завидуешь тому, что вы сделали. Завидуешь вашему умению не поддаваться искушениям времени, искусства и успеха. В общем, после вашей книги очень хочется иметь такую жизнь, как у вас, и быть вами хотя бы немножко.
Всегда ваш – Алексей.
Июль 2017.
Дорогой Алексей.
Сегодня 3 августа. Мне исполнилось 89 лет. Если доживу, через год — 90. Возможно, это уже старость. Но дело не в этом. Ваше письмо — вот в чём дело! Господи, какая мне радость. И какой праздник. Спасибо!
Я смущён и обрадован вниманием и серьёзностью, с которой Вы говорите о моих «записках». И я счастлив тем, что они послужили поводом для такого замечательного письма. Оно самоценно. Оно само по себе вне предмета, о котором Вы пишете. Оно замкнуто в совершенной форме, и в своей глубине существует, как отдельное художественное произведение. Но оно адресовано мне и получить такое письмо — и награда и украшение жизни.
После ухода Миши Брусиловского моя жизнь резко изменилась.
Миша был последним из тех художников, с которым была связана вся моя жизнь. Последним и самым близким. Его уход — начало какой-то иной, ещё неизвестной мне жизни. Без прежних опор. Где всё, кажется, надо начинать заново. И странно, прошедшая жизнь постепенно утрачивает реальные очертания.
Уже не осталось свидетелей этой жизни. Нет сверстников, подтверждающих её. Нет тех, с кем связаны общие воспоминания о ней.
Эти «записки» попытка удержать реальность прошедшей жизни. Но в основе, и это прежде всего, лежит благодарность моим друзьям. Мой долг перед ними. Моя память о них.
Так случилось, что по странной прихоти судьбы, я пережил своих друзей и к этому трудно привыкнуть. И я всё ещё, после каждого законченного рисунка, не могу избавиться от мысли — зачем, для кого… Но что делать. Спасение, как всегда, в работе. Работа помимо всех прежних значений, ещё и убежище, восстановление, способ удержать прежние смыслы. И, вообще, у меня такое ощущение, будто я незаконно захватил 17 лет не принадлежащего мне времени. И живу я сейчас и нахожу опоры в прошлом, а не в настоящем.
Но, тем не менее, я готовлюсь к большой выставке. Всё-таки 90 лет. Готовлюсь с наивной мыслью, что у меня есть и новые сюжеты, и новые пластические идеи. Кажется, именно это называется «энергией заблуждения».
Но я работаю. Работаю много. Тем более, что жизнь в формах жизни уже почти не существует. А времени всё меньше.
Дорогой Алексей, ещё раз сердечное спасибо за замечательное письмо, за огромную и неожиданную радость. Большой привет Юленьке. Обнимаю вас.
Ваш Виталий Волович.
август 2017.
Официальный сайт Алексея Иванова: ivanproduction.ru