Герман Метелёв — Данила-мастер, Кулибин, почти Левша. По разнообразию интересов и дарований — человек эпохи Возрождения.
Ему всё удавалось — живопись, графика, театр, ювелирное искусство. Он мог построить дом, сложить печь…
Ему было интересно всё — головоломки, неожиданные проблемы, замысловатые технические расчеты. Он был остроумен и желчен. Нетерпим и великодушен. Эмоционален и артистичен. В комбинезоне он — мастеровой. В костюме и галстуке — изысканный горожанин. Даже в деревне, в сапогах, войлочной шапке и всклокоченной бороде — он выглядел как театральные персонаж из народной оперы. Но с лёгкой, постмодернистской иронией.
У него была своя, подчас, парадоксальная система взглядов и представлений. Он обожал кураж и мистификацию. Легко ввязывался в спор. Спорил, скорее, из противоречия. Из интереса доказать обратное. Это была игра. Опыт перевоплощения. Исполнение роли в предлагаемых обстоятельствах.
Но на каких-то глубинных уровнях его личности, игра постепенно превращалась в поиск самого важного для него, самого существенного. Его внутренняя жизнь определялась скрытым драматизмом его личности, её глубиной, её непредсказуемостью. Он настойчиво пытался разобраться в её сложном устройстве, в её смыслах, её проблемах, в её правде и её лжи.
Но распутывая все её узлы и противоречия, он, в конце концов, находил пути к созданию своего собственного, образного и содержательного искусства.
В искусстве он был скорее поэт, чем математик. Его увлекали поиски неожиданного. Он не стремился к заранее продуманному результату, к точно рассчитанной логике художественного процесса. Более всего он был склонен к эксперименту, к вольной прихотливости воображения, к эстетике чувственного.
Избыточность творческих сил была для него поводом выразить игровое, театральное ощущение жизни. Это ощущение никогда не превращалось в умозрительное построение или рациональную конструкцию. Он слишком ценил приобретённые в академии высокое реалистическое мастерство, чтобы порвать с ним окончательно и бесследно.
Он дорожил живой связью с природными формами.
Но они, всё же, в процессе работы постепенно трансформировались в более индивидуальные образы. Он умело пользовался деформацией, смещением пропорций, игрой с пространством. Но его техника, становясь всё изощрённее и изобретательнее, попрежнему не изменяла живому ощущению реальности.
Случалось, что конструктивная основа картины приносилась в жертву восторгам импровизации. Вопреки драматизму замысла, его захлёстывало ощущение трепетности красочного слоя, пульсация жизни в каждом сантиметре холста, форма, перегруженная деталями, движение кисти послушное воли художника.
Но его искусство поражало эмоциональной увлечённостью, неожиданностью образов, оригинальностью форм и красок.
Его душевный разлад провоцировал постоянный конфликт радостного ощущения жизни с угрюмым чувством тревоги. Но живой поток творческой энергии заглушал в его сознании досадные проблемы и нерешённые вопросы. А его работы становились боле глубокими, более личными.
Соединение радости и тревоги в напряжённом творческом процессе, определилось и ярко выразилось во многих его картинах и гравюрах.
Они разные. Но главное в них — свежеть таланта, пленительная живость воображения и волнующая полнота художественных воплощений.
Виталий Волович.
Сайт Германа Метелёва – germanmetelyov.com